Малороссийская епархия и её епископ: как под Киевом возводят монастырь Русской Православной Церкви за границей.

«В Верховной Раде ищите предателей. Здесь их нет»

«Ого, а это что такое?» — задает вопрос таксист, который везет меня в село Малая Солтановка, расположенное в 45 км от Киева. Здесь находится Свято-Иоанновский монастырь русской православной церкви за границей. Точнее, это одна из ее ветвей, возникшая после раскола — Малороссийская епархия.

Величественные купола и высокие башни напоминают огромный замок, а не храм. Под церковью сложен красный кирпич — строительство здесь продолжается уже около двадцати лет. Во дворе я встречаю Вадима. У него седая бородка, бандана и наушники. Он стоит на помосте рядом с часовней. Вадим — художник, который создает мозаики и как раз выкладывает фигуру Архангела Гавриила.

Художник указывает на большую стену напротив, где изображен город Иерусалим. На создание этой мозаики у него ушел целый год. Я спрашиваю, сколько это стоит. Он смеется и отвечает: «Много».

Вадим рассказывает, что война изменила его творческий процесс: раньше он использовал смальту из завода в Луганской области (который был разрушен россиянами) или из Италии, но война усложнила и этот путь.

Вадим был свидетелем, когда сюда приходила Служба безопасности Украины. В монастырь неподалеку, принадлежащий так называемому московскому патриархату, спецназовцы наведываются чаще. «А здесь ничего нет, многие строители ушли на фронт», — говорит художник.

Пожилой мужчина проходит мимо нас с ведром мусора. Он работает здесь строителем и приезжает из Киева. «Мы тоже христиане», — отвечает он на вопрос, почему ходит в этот монастырь.

Во дворе появляется Алексей — широкоплечий мужчина в белой рясе и черной куфайке. У него голубые глаза и длинная серебристая борода. Он передает Вадиму сверток с деньгами — я замечаю, что это сложенные купюры номиналом 100 евро. Он подтверждает слова Вадима о том, что сотрудники СБУ действительно наведывались сюда.

«СБУ искала оружие: какой-то идиот-депутат написал, что видел зеленые ящики. Привезли шесть машин. Тридцать человек. В касках и броне. Это же смешно», — говорит Алексей.

Разговор с Алексеем не складывается у меня с первого раза. «Вы как будто приехали не из Киева, а из какой-то глуши». Это епископ Солтановский и Малороссийский. Фактически владелец этого места. Моя просьба — не общаться свысока — его задевает. «Мы не сможем с вами поговорить», — говорит он и направляется к беседке, расположенной во дворе.

Я делаю вторую попытку начать разговор. Рядом с епископом сидит монахиня. Алексей, похоже, не слышит меня или не понимает — монахиня переводит ему на русский мои вопросы о том, почему епархию назвали малороссийской. И тогда епископ отвечает на русском. «Лавра не русская? Антон и Феодосий не русские? Если московиты взяли себе это наименование, это не значит, что они уже русские. Здесь не московская патриархия».

Согласно его мнению, термин «Малороссия» не имеет политического, этнического или языкового контекста. Он считает, что это часто обозначает начальную или центральную часть страны или города. Как в греческой традиции, где коренные земли называли Малой Грецией, а колонизированные — Большой.

Алексей, он же Евгений Пергаменцев, родился в Киеве. Он говорит, что учился в украиноязычном интернате, но не хочет переходить на государственный язык. Мол, в 77 лет сложно «менять артикуляцию», а суржик ему не по душе: «Я не говорю по-украински, чтобы не извращать язык, но все понимаю».

Монахиня, которая переводит ему, — его бывшая жена. У них трое детей. В какой-то момент они развелись и оба постриглись в монахи. По церковным канонам епископом может стать только монах, поэтому, возможно, именно ради карьеры Алексея, в миру Евгения, они сделали такой шаг.

На вопрос о том, откуда он берет деньги на строительство монастыря, Алексей отвечает так:

«Церковь всегда существует за счет пожертвований. У меня нет генеральных спонсоров, но есть 10-20 тысяч жертвователей. Если в течение 20 лет не воровать, не покупать машины и квартиры — вот и результат. Также в церкви есть ящик (ящик для пожертвований — ред.)». Он также упоминает, что помогают прихожане из Канады, США, Франции, Германии.

В 2007 году Алексей, как заявляли в РПЦ, обратился к «широкому кругу российских предпринимателей, политическим и общественным деятелям, руководителям различных государственных учреждений». Он просил подарить икону и пожертвовать на строительство «русской православной деревни» под Киевом.

Однако, по мнению Алексея, это не является причиной для закрытия монастыря из-за закона о запрете религиозных организаций, связанных с Россией:

«Я что, не украинец? Трое депутатов взяли и написали, что я коллаборант. В Верховной Раде ищите предателей. Здесь их нет и быть не может».

Алексей открыто критикует Украинскую православную церковь московского патриархата, но и ставит под сомнение каноничность Православной церкви Украины: «О ПЦУ я вообще ничего не хочу говорить, мне даже не интересно, потому что это не для меня. Где они взяли епископа? Филарет? Он полковник, расстригающийся монах, у него есть дети. Есть закон: нет епископа — нет церкви. Где я взял — знаю: ехал в Канаду, там меня рукоположили».

Но называть количество монахов и прихожан в его епархии он отказывается.

«Вы хотите, чтобы я поверил в Томос?»

Я снова приехал в монастырь в воскресенье вместе с коллегой Наталией Мазиной. Монахиня сразу сделала замечание Наталии за штаны. Алексей поддержал, мол, холодно или нет, а женщинам «нужно думать о внутреннем».

Нас пригласили в корпус, где проживает епископ. Посадили в конце резного обеденного стола. Алексей сидел на месте хозяина. Нам предложили выпечку, конфеты, кешью и аккуратно очищенные грецкие орехи, налили чай.

На подстаканнике Алексея Наталья заметила двуглавого орла. Владыка уловил удивление и тут же объяснил: мастерски сделанные старинные вещи — его слабость. А подстаканник был подарен.

Разговор стал теплее, чем в прошлый раз. Хотя Алексей предупредил — к чужим относится придирчиво. «Кого-то с улицы» не крестит и не венчает. Гостей храма просит остаться на беседу, иначе больше не пустит.

«Вы хотите, чтобы я верил в Томос? Я знаю: кто заплатил за Томос деньги, его никто не читал», — говорит Алексей, когда разговор снова заходит о канонич